Олег Марин - Порог резистентности [СИ]

– Рвусь, – кивнул Эдик. – Потому что слаб человек и барахтается до последнего, даже когда понятно, что из воды масло не взобьешь.

– Какое еще, на хрен, масло?!

– Это притча, – встрял Риф. – Про двух лягушек в кувшине с молоком.

Гердт, не вставая, дотянулся до тонкого шланга, нацедил себе еще кофуды. Выпил в три глотка, дергая кадыком и шумно глотая. Брякнул кружкой о столешницу и утер губы тыльной стороной ладони.

– Посадишь мотор к чертям собачьим, – предупредил Тимур. – Столько кофе хлестать, никакое сердце не выдержит.

– Хрена с два, – махнул рукой Гердт. – Не успею.

Тимур пожал плечами:

– Дело твое. Так что ты там гнал про безысходность?

Эдик вздохнул:

– Я провел небольшое расследование – бывших журналистов не бывает, ты ж понимаешь, Ларин? Так вот. Поколение, выросшее на фуде, – перерожденцы, как ты их называешь, или аутер-киды – не склонны к размножению. По крайней мере, традиционным для людей способом. Возможно, они могут почковаться или еще какую херню делать, но рожать детей – нет. И слава богу, потому что мне лично страшно даже представить, кого могут наплодить эти… человеко-не-пойми-что.

– Но ведь…

– Погоди, – остановил Тимура Гердт. – Те, кого не затронули изменения, это люди старше сорока – наше поколение было крайним, выросшим в нормальных условиях. Тут, понятное дело, с деторождением тоже есть проблемы.

– Постой, Эдик, – горячо возразил Тимур. – По-моему, ты преувеличиваешь. Допустим, мы вынесем за скобки перерожденцев. Но ведь это только дети! Те, кто жрал эту дрянь с первых дней, получал ее с молоком матери. А остальные? Те, кому на момент массового распространения фуды было лет пять-десять? Сейчас им… около тридцати? Вполне нормальный возраст для…

– Они не рожают, – коротко ответил Гердт.

– Что значит – не рожают? – не понял Тимур.

– То и значит. За всем этим психозом с аутер-кидами, глобальным потеплением и прочими радостями последних лет никто не обратил внимания на спад рождаемости. То есть, может, кто-то и обратил, но шум поднимать не стали – не до того было.

– Ну ты же…

– Я женился! – сорванно выкрикнул Гердт. И продолжил уже спокойнее: – Да, женился. Захотелось семейного уюта на старости лет. Домашний очаг, борщ, котлетки, топот маленьких ножек и прочая чушь. Только хрена с два! Нет, я могу себе позволить питаться натуралкой, и даже жену кормить, только ей это на хрен не сдалось, понимаешь, Ларин?! У нее через неделю такая ломка началась, ты бы видел… Ладно, подумал я, бог с ними, с борщами и котлетками, будем трескать каждый свое. Зато семейный уют и дети – уж тут-то она не отвертится.

Он дернул кофудный шланг, едва не вырвав его из стены, и сдавил так, что кофе выплеснулся из кружки.

– Дети… Уют… – между глотками выплевывал Эдик. – Хрена с два! Внешка – вот все, что ее интересовало! Нет, с сексом все было в порядке. Если считать порядком то, что она никогда не возражала. По-моему, она и во время секса торчала в сети, а что происходило в реальности с ее телом – какая разница! Лишь бы канал не отключали.

Тимур сочувственно хмыкнул. Чувствовал он себя крайне неловко – никогда они с Гердтом не были достаточно близки, чтобы обсуждать такие вещи. Но Эдика было уже не остановить. Слова выплескивались из него как кровь из вспоротой артерии – безудержными толчками.

– Два года. Я продержался два гребаных года! – Гердт покрутил головой, точно сам удивляясь своей глупости. – На очаг тоже забил, думал: ты мне только роди ребенка, стерва трансовая, а уж дальше я сам разберусь. Вышвырну тебя к чертям собачьим и разберусь. Денег хватит. А вот хрена с два! Так и не получилось. Я проверился – все в порядке. Ее притащил к врачам – руками разводят и говорят: "Бывает. Человеческий организм – сложная система. Где и когда произойдет сбой, предсказать невозможно. Ждите, пытайтесь, надейтесь на лучшее". Ну, я подождал-подождал, да и выпер ее. Стал искать суррогатную мать. И что ты думаешь, Ларин? Никого моложе тридцати пяти! Ладно, думаю, пусть хоть так. Выбрал одну, приятная такая баба, образованная, своих детей двое, правда, взрослые уже – тринадцать и шестнадцать лет. Тоже, конечно, трансуют по полной. Но не в этом суть, главное – нормальные пацаны, здоровые.

Гердт замолчал и не глядя зашарил рукой по столу. Риф быстро отодвинул шланг.

– И что? – спросил Тимур.

Эдик прекратил охоту за кофудой, печально заглянул в пустую кружку и ответил:

– Да ничего. Родила она. Аутер-кида. Я его сдал, естественно, сразу. Тогда как раз программа только открылась, ну, опека над такими детьми, спец-интернаты… И нечего на меня так смотреть! Ты бы видел, Ларин, этого… детеныша.

Гердт передернулся и все-таки дотянулся до шланга.

– Это не показатель, – упрямо сказал Тимур. – Я тебе сочувствую, Эдик. Но то, что у тебя не сложилось, еще ничего…

– Заткнись, Ларин, – устало сказал Гердт. – Я же тебе говорю: я провел расследование. Потом. Когда избавился от этого выродка и расплатился с его мамашей. Ни одного нормального ребенка не родилось за последние десять лет. Ни одного. Если не веришь мне на слово, могу скинуть все материалы. Хотя у тебя же нет напульсника. Ну, неважно. Короче, Ларин, человечество обречено в любом случае. Просто те, кто улетит, проживут чуть дольше. Так что абсолютно без разницы, кого мы возьмем на борт. Можно кинуть клич и пропустить через порталы первые шесть сотен. А что, тоже вариант: кто первый встал, того и тапки. Ничем не хуже любого другого критерия.

Гердт от души вмазал кулаком по столу, встал, уронив стул, и быстро пошел к порталу.

– Ты куда? – поинтересовался Тимур.

Гердт остановился, но поворачиваться не стал.

– Отправь меня домой. Устал я, – глухо ответил он. – Может быть, ты, Ларин, годишься на роль спасителя человечества, а я – нет. Я просто хочу прожить сколько получится. На все остальное мне плевать. Тем более что выхода все равно нет.

– Есть, – сказал Риф.

Тимур вытаращился на брата как тогда, когда впервые увидел в пещере нзунге:

– Какой?!

– Рада.

Сбрендил, подумал Тимур. Женщины на каторге стерильны, это знает каждый. И при чем тут Рада, сбежавшая к мотылькам?

Риф улыбнулся в ответ на его недоуменный взгляд и пояснил:

– Ну, не сама Рада, конечно, а прими.

– Снегожоркино дерьмо! – воскликнул Тимур, хлопнув себя по лбу. – Как же я сам не додумался?!

Передумавший уходить Гердт вернулся к столу и требовательно спросил:

– О чем это он?

– Анархо-примитивисты, колония, где выросла Рада Алинтас, – объяснил Тимур. – Они отказывались от всех достижений цивилизации. Натуральное хозяйство, естественный образ жизни… Никакой фуды. Я же говорил, она чуть не сдохла от голода на корабле.